Валя Филиппенко – детский писатель, автор книги «Папа ищет работу», которая в прошлом году вышла в издательстве «Самокат», а также нескольких сказок, вошедших в сборники, и большой волшебной истории «Пафка и Шкаф», опубликованной в сервисе «Строки». У «Пафки и Шкафа», как и у сказки «Папа ищет работу», в сервисе также вышли аудиоверсии.
О творческом дебюте, писательских резиденциях, предназначении литературы и многом другом с Валей поговорила наш обозреватель Мария Кошелева. Разговор получился большим и содержательным, поэтому мы публикуем его в двух частях. И это вторая.
О творческом дебюте, писательских резиденциях, предназначении литературы и многом другом с Валей поговорила наш обозреватель Мария Кошелева. Разговор получился большим и содержательным, поэтому мы публикуем его в двух частях. И это вторая.
Валя, назови, пожалуйста, на твой взгляд самое неудачное твоё произведение. Можно прозу, можно и поэзию.
Мне кажется, практически все мои попытки писать что-то для взрослых неудачны (смеётся). А ещё я перестала любить свои взрослые стихи: я перестала верить в них и слышать в них правду. Есть буквально несколько взрослых стихотворений, которые я люблю. Ну, а неудачных произведений очень много, конечно же. Просто про опубликованные тексты я пока не могу сказать, что они неудачные. Для этого нужно время и подсказки критиков.
В «Строках» МТСа в одном из сборников у меня вышла сказка «Мой новогодний дядя Ши». Сборник называется «Снежный шар историй»: я перечитывала его недавно и поняла, что идея и задумка достойна не маленького рассказа, а целой книжки. Возможно, это тоже критерий «плохого» текста.
Это очень здорово, что через отчуждение от своих текстов, как ты рассказала, приходит их новое видение!
Да. И ты очень точно уловила — когда ты отпускаешь текст, то можешь его очень объективно оценить и потом понять, что ты в нём хотел сказать другим, а что себе, где ты в нём соврал, что ты в нем не доработал или не дописал.
Я читала, что ты занимаешься продюсированием съёмок. Скажи, помогают ли тебе навыки, приобретённые на съемочной площадке, в литературном творчестве?
Всё, что ты в жизни делаешь, помогает в литературном творчестве: даже если ты варишь макароны или садишься на шпагат. Я занимаюсь не только съёмками, но ещё пиаром: работаю с текстом, со словом и с людьми. Такой опыт позволяет более чутко и внимательно улавливать особенности речи, поведения и жесты людей — это важные сигналы, которые могут пригодиться в работе над текстом. Что касается конкретно съёмок, здесь скорее наоборот. Моё литературное творчество и натренированное им воображение помогают мне придумывать какие-то интересные штуки. То есть творчество больше помогает работе, чем работа творчеству.
Можешь назвать современных прозаиков и поэтов, которые вызывают у тебя восхищение, которые тебе нравятся?
Мне интересно читать Алексея Олейникова, но местами «неприятно» и «непонятно» — потому что он пишет вообще не так, как пишу я, и у него совершенно другой подход к работе. Но это как раз даёт мне возможность увидеть другого автора, другой мир. Меня очень вдохновляет Джоан Роулинг, и это в моём случае не дань моде, а восхищение человеком, который достиг огромных результатов через свой труд и талант. У меня был период, когда мне нравилась одна поэтесса... Видимо, не сильно нравилась, потому что я даже не могу вспомнить сейчас её имя (смеётся). Я обожаю Донну Тарт, но это взрослый писатель, не автор детской литературы. Как и Сальников. Восхищаюсь Марией Парр, люблю Ульфа Старка. А ещё я часто для вдохновения читаю плохие тексты в Интернете. Это мой лайфхак, кстати! К первому вопросу: отталкиваться от дна (смеётся).
Также я сотрудничаю с одним издательством, там меня периодически просят почитать текст какого-нибудь писателя, которого они рассматривают. Бывает, читая эти тексты, я вдруг понимаю, что они не цельные или не доработанные. Что я бы, наверное, написала по-другому, или вообще бы не писала. Правда, порой лучше не писать. Дать «дозреть» идее.
Мне кажется, практически все мои попытки писать что-то для взрослых неудачны (смеётся). А ещё я перестала любить свои взрослые стихи: я перестала верить в них и слышать в них правду. Есть буквально несколько взрослых стихотворений, которые я люблю. Ну, а неудачных произведений очень много, конечно же. Просто про опубликованные тексты я пока не могу сказать, что они неудачные. Для этого нужно время и подсказки критиков.
В «Строках» МТСа в одном из сборников у меня вышла сказка «Мой новогодний дядя Ши». Сборник называется «Снежный шар историй»: я перечитывала его недавно и поняла, что идея и задумка достойна не маленького рассказа, а целой книжки. Возможно, это тоже критерий «плохого» текста.
Это очень здорово, что через отчуждение от своих текстов, как ты рассказала, приходит их новое видение!
Да. И ты очень точно уловила — когда ты отпускаешь текст, то можешь его очень объективно оценить и потом понять, что ты в нём хотел сказать другим, а что себе, где ты в нём соврал, что ты в нем не доработал или не дописал.
Я читала, что ты занимаешься продюсированием съёмок. Скажи, помогают ли тебе навыки, приобретённые на съемочной площадке, в литературном творчестве?
Всё, что ты в жизни делаешь, помогает в литературном творчестве: даже если ты варишь макароны или садишься на шпагат. Я занимаюсь не только съёмками, но ещё пиаром: работаю с текстом, со словом и с людьми. Такой опыт позволяет более чутко и внимательно улавливать особенности речи, поведения и жесты людей — это важные сигналы, которые могут пригодиться в работе над текстом. Что касается конкретно съёмок, здесь скорее наоборот. Моё литературное творчество и натренированное им воображение помогают мне придумывать какие-то интересные штуки. То есть творчество больше помогает работе, чем работа творчеству.
Можешь назвать современных прозаиков и поэтов, которые вызывают у тебя восхищение, которые тебе нравятся?
Мне интересно читать Алексея Олейникова, но местами «неприятно» и «непонятно» — потому что он пишет вообще не так, как пишу я, и у него совершенно другой подход к работе. Но это как раз даёт мне возможность увидеть другого автора, другой мир. Меня очень вдохновляет Джоан Роулинг, и это в моём случае не дань моде, а восхищение человеком, который достиг огромных результатов через свой труд и талант. У меня был период, когда мне нравилась одна поэтесса... Видимо, не сильно нравилась, потому что я даже не могу вспомнить сейчас её имя (смеётся). Я обожаю Донну Тарт, но это взрослый писатель, не автор детской литературы. Как и Сальников. Восхищаюсь Марией Парр, люблю Ульфа Старка. А ещё я часто для вдохновения читаю плохие тексты в Интернете. Это мой лайфхак, кстати! К первому вопросу: отталкиваться от дна (смеётся).
Также я сотрудничаю с одним издательством, там меня периодически просят почитать текст какого-нибудь писателя, которого они рассматривают. Бывает, читая эти тексты, я вдруг понимаю, что они не цельные или не доработанные. Что я бы, наверное, написала по-другому, или вообще бы не писала. Правда, порой лучше не писать. Дать «дозреть» идее.
Расскажи о любимых классиках.
Лев Толстой, Овидий, Достоевский, Гумилев, Олеша. Я обожаю Чехова — выросла там, где он родился — в Ростовской области. При этом у меня до сих пор есть непрочитанные важные книги. Должна признаться: я очень мало знакома с Шекспиром, возможно потому, что надеюсь однажды начать читать его в оригинале (смеётся). Но пока мой английский ещё очень далек от идеала, держусь на том, что сюжеты ключевых и основных произведений Шекспира я, конечно же, знаю.
Ты училась на факультете журналистики. Помогает журналистика в писательстве? Или наоборот? Говорят, что хороший журналист не может быть хорошим писателем. Ты согласна с этим утверждением?
Странно, я эту фразу не слышала никогда. Хороший журналист может быть хорошим писателем, хороший писатель может быть хорошим журналистом. Может быть всё, абсолютно. Хороший журналист — это человек, который, возможно, хотел бы стать хорошим писателем. Но не надо навешивать на людей ярлыки — классные писатели иногда очень плохо изъясняются на темы, основанные на фактах, поэтому тут всё очень индивидуально. Находить какие-то подобные правила, связанные с двумя близкими, но на самом деле разными профессиями, не стоит.
В одном из своих интервью ты рекомендовала начинающим авторам много читать, наблюдать за собой и другими авторами, не слишком болезненно воспринимать критику. Какой совет ты бы дала самой себе сейчас: что бы ты хотела улучшить в своём стиле, а от чего избавиться?
Все советы, которые я хочу дать себе сейчас, не касаются творчества напрямую, они касаются взаимодействия с издательствами, агентами и со своими текстами — взаимодействия с текстами не как автора, а как менеджера. Я бы себе сейчас посоветовала сесть и дочитать несколько книжек, которые я читаю, и сделать из них конспекты. А ещё я бы себе посоветовала как писателю относиться к литературе как к игре, легче. Очень хочется, чтобы люди, которые прочитают это интервью, не пытались иногда в текстах увидеть личность автора, потому что автор часто, когда искренне пишет и делает большую литературную работу, преодолевает себя, становится чуть больше, чем он есть. И это показательный момент того, как человек может отдаваться любимому делу. Тогда личность растворяется, и на первом плане остаётся что-то более масштабное, свободное от самого себя. Те, кто занимаются танцами или спортом, тоже забывают про собственное эго, и таким образом достигают лучших результатов.
Лев Толстой, Овидий, Достоевский, Гумилев, Олеша. Я обожаю Чехова — выросла там, где он родился — в Ростовской области. При этом у меня до сих пор есть непрочитанные важные книги. Должна признаться: я очень мало знакома с Шекспиром, возможно потому, что надеюсь однажды начать читать его в оригинале (смеётся). Но пока мой английский ещё очень далек от идеала, держусь на том, что сюжеты ключевых и основных произведений Шекспира я, конечно же, знаю.
Ты училась на факультете журналистики. Помогает журналистика в писательстве? Или наоборот? Говорят, что хороший журналист не может быть хорошим писателем. Ты согласна с этим утверждением?
Странно, я эту фразу не слышала никогда. Хороший журналист может быть хорошим писателем, хороший писатель может быть хорошим журналистом. Может быть всё, абсолютно. Хороший журналист — это человек, который, возможно, хотел бы стать хорошим писателем. Но не надо навешивать на людей ярлыки — классные писатели иногда очень плохо изъясняются на темы, основанные на фактах, поэтому тут всё очень индивидуально. Находить какие-то подобные правила, связанные с двумя близкими, но на самом деле разными профессиями, не стоит.
В одном из своих интервью ты рекомендовала начинающим авторам много читать, наблюдать за собой и другими авторами, не слишком болезненно воспринимать критику. Какой совет ты бы дала самой себе сейчас: что бы ты хотела улучшить в своём стиле, а от чего избавиться?
Все советы, которые я хочу дать себе сейчас, не касаются творчества напрямую, они касаются взаимодействия с издательствами, агентами и со своими текстами — взаимодействия с текстами не как автора, а как менеджера. Я бы себе сейчас посоветовала сесть и дочитать несколько книжек, которые я читаю, и сделать из них конспекты. А ещё я бы себе посоветовала как писателю относиться к литературе как к игре, легче. Очень хочется, чтобы люди, которые прочитают это интервью, не пытались иногда в текстах увидеть личность автора, потому что автор часто, когда искренне пишет и делает большую литературную работу, преодолевает себя, становится чуть больше, чем он есть. И это показательный момент того, как человек может отдаваться любимому делу. Тогда личность растворяется, и на первом плане остаётся что-то более масштабное, свободное от самого себя. Те, кто занимаются танцами или спортом, тоже забывают про собственное эго, и таким образом достигают лучших результатов.
Какие твои профессиональные планы на ближайшее будущее?
Скоро у меня появится продолжение «Папы», потом ещё одна книжка, и ещё одна... В общем, их немало уже будет. Критик и ваш редактор Артём Роганов со мной разговаривал почти сразу после выхода «Папы», и я очень сильно изменилась с того момента, по крайней мере, я стала по-другому говорить. Возможно, стала даже меньше говорить, чем говорила тогда, и стала больше писать.
Очень верю, что сказки и в целом произведения искусства — письменные, художественные, кинематографические — они в какой-то мере одушевлённые, тоже преследуют свои цели и что-то хотят сказать и сделать. И я ставлю перед собой цель давать вот этим идеям возможность воплотиться, реализоваться и выполнить какую-то важную миссию. Может, например, где-то ребёнок прочитает книжку, потом поверит в себя и станет великим композитором. Может, в каком-нибудь классе дети увлечённо будут обсуждать какой-то текст, ссориться, и один мальчик выбьет зуб другому, и поймёт, что драться нельзя, потому что это опасно. Поймёт, что силу нужно учиться сдерживать, и его жизнь изменится. Мне кажется, тексты и даже выпуск текста в печатном виде — это не конечная цель писателя. У писателя на самом деле нет какой-то цели, достижение результатов не заканчивается на выходе книжки в печатном виде. Когда жизни читателей меняются в лучшую сторону, тогда творчество достигает своей цели.
Мне кажется, это кульминационный и всеобъемлющий момент нашего разговора. Спасибо тебе за такой посыл!
И я благодарна тебе и ЛИФТу, за то, что вы предложили сделать интервью, потому что для меня сейчас этот разговор — важный символический срез того, как я изменилась за прошедший год с момента выхода первой книги.
Скоро у меня появится продолжение «Папы», потом ещё одна книжка, и ещё одна... В общем, их немало уже будет. Критик и ваш редактор Артём Роганов со мной разговаривал почти сразу после выхода «Папы», и я очень сильно изменилась с того момента, по крайней мере, я стала по-другому говорить. Возможно, стала даже меньше говорить, чем говорила тогда, и стала больше писать.
Очень верю, что сказки и в целом произведения искусства — письменные, художественные, кинематографические — они в какой-то мере одушевлённые, тоже преследуют свои цели и что-то хотят сказать и сделать. И я ставлю перед собой цель давать вот этим идеям возможность воплотиться, реализоваться и выполнить какую-то важную миссию. Может, например, где-то ребёнок прочитает книжку, потом поверит в себя и станет великим композитором. Может, в каком-нибудь классе дети увлечённо будут обсуждать какой-то текст, ссориться, и один мальчик выбьет зуб другому, и поймёт, что драться нельзя, потому что это опасно. Поймёт, что силу нужно учиться сдерживать, и его жизнь изменится. Мне кажется, тексты и даже выпуск текста в печатном виде — это не конечная цель писателя. У писателя на самом деле нет какой-то цели, достижение результатов не заканчивается на выходе книжки в печатном виде. Когда жизни читателей меняются в лучшую сторону, тогда творчество достигает своей цели.
Мне кажется, это кульминационный и всеобъемлющий момент нашего разговора. Спасибо тебе за такой посыл!
И я благодарна тебе и ЛИФТу, за то, что вы предложили сделать интервью, потому что для меня сейчас этот разговор — важный символический срез того, как я изменилась за прошедший год с момента выхода первой книги.
#творческийпроцесс #интервью #современнаярусскаяпроза #литературадлядетей
