Когда умирает тот, кого любишь, кажется, будто вокруг бездонная дыра, которую можно потрогать и ощупать со всех сторон, неумолимая и жёсткая. Странно: дыра – это ведь ничто, она не может быть жёсткой или мягкой.
«Мышиный помет!» – сказал бы Мартин.
Но Мартин умер. Он ничего больше не скажет. Сравнение с дырой дурацкое, но лучше Петер своё состояние описать не может. Да и какая разница: всё равно никто не спрашивает, каково ему.
К Петеру наконец вернулся дар речи. — Хочешь, чтобы меня кондрашка хватил? На кладбищах по ночам и так жутко – и без твоей буйной фантазии!
Эмма принимается хихикать. Сначала тихонько, потом уже не сдерживаясь.
— И тебе ещё смешно?! -– Петер нависает над Эммой. Как-никак, он на голову выше её.
— Да. — Хихиканье Эммы перешло в хохот. — Зомби! — передразнивает его она. — Ты бы видел себя со стороны!
Петер снова замыкается в себе, однако все эмоции написаны у него на лице. Он мрачнеет, потом его лицо немного проясняется, но его не покидает грусть.
– Сочувствую! – говорит Эмма.
– Чему?
Гибели «Титаника»! Туго соображает парень.