Нина Дашевская — писательница и музыкант, автор книг «Творогов. Поиск звука», «Вилли», «День числа Пи» и других историй, которые часто посвящены подросткам, их нестандартным, порой удивительным мыслям и чувствам. И спросить у Нины нам хотелось тоже не только о стандартных литературных темах, а ещё, например, о том, утомляет ли писательство, лучше ли море, чем горы — и как она придумывает имена героям?
Нина, здравствуйте. Прежде всего интересно — вы всегда хотели быть писателем?
Нет, конечно. Писатели были для меня из той же категории, что и космонавты — существуют где-то далеко. К тому же, так много книг уже написано. Зачем тут ещё я? А потом в руки попал журнал «Кукумбер»; там было объявление: «Присылайте ваши рукописи». Как только появилось, куда писать, так сразу и тесты пошли. Думаю, если бы в моём детстве существовал интернет, я бы начала заниматься литературой раньше. Но такой возможности — писать что-то и публиковать в сети, хотя бы для двух друзей — просто не было. Эпоху «Живого Журнала» я умудрилась пропустить, поэтому начала сразу с журнальной публикации. Сейчас, думаю, что в тот момент мне было ближе какое-то сетевое письмо. Но хорошо, что получилось так.
Бывают ли у героев ваших книг прототипы?
И нет, и да. Напрямую — нет, однако герои берутся не с Луны, какие-то их черты я вижу в разных людях. Многое и в себе, конечно — иногда хочется от этого уйти, чтобы герои не были одинаковыми. Но не всегда получается. Хорошо знакомого человека в книгу тащить неловко, а малознакомого можно «достроить». Единственный мой герой, у которого есть внятный прямой прототип — Костя из книги «Тео — театральный капитан». Мы когда-то работали с прототипом оттуда вместе, но не были близко знакомы. Как потом выяснилось, у этого человека дома жила ручная крыса. Случайное совпадение, однако приятно было угадать. Насколько я знаю, он на меня не обижен и даже рад. Крыса, надеюсь, тоже. Но всё же обычно живой человек-прототип проходит через много фильтров, как в фотошопе, и потом его не узнать, да и я не всегда могу отследить, что откуда взялось.
Как вы обычно выбираете имена героям ваших произведений?
Иногда имя есть сразу, и всё остальное уже идёт от него. Иногда наоборот, долго ищу. Здесь как с музыкой — не объяснить, но точно есть тот самый единственно верный звук для каждого героя, его нужно найти. Раньше это было невероятно важно. Сейчас я замечаю, что подхожу к именам немного проще. Но всё равно звук имени играет большую роль.
Нина, скажите пожалуйста, что вдохновило вас на написание книги «Вилли», был ли прототип у Севки? Когда пишете произведение, вы проводите параллель с собственным детством? Был ли у вас в детстве велосипед?
Люблю велосипед, да, и он у меня в детстве, конечно, был. Как же без велосипеда. Его звали Рома; его и сейчас так зовут. А параллели я провожу скорее не с детством, а со взрослой жизнью. Севка, как и большинство моих героев, во многом похож на меня; но он — не только я. Изначально «Вилли» как раз вырос от имени, от имени настоящего мальчика, он немец, живёт (или жил в детстве) во Франкфурте, когда-то писал отзыв на мою книгу на конкурсе «Книгуру». Больше я о нём практически ничего не знаю.
Какая часть творческого процесса на ваш взгляд самая сложная?
Сейчас всё сложнее становится начать. Раньше начало шло «само», теперь давно уже не так. Зато если приступил, то уже сделаешь.
Бывает ли такое, что писательство утомляет вас? В какие моменты это случается и как вы от этого избавляетесь?
Утомляет, скорее, не писательство. Бывает, когда нет в голове текста, когда писать нечем и не о чем. Вот это «пустое» состояние не столько утомляет, сколько... грустит. А если говорить о текстах на заказ — да, это всегда утомительно, речь не о книгах, а, например, о текстах для концертов или рецензиях: иногда бывает некоторый внутренний самозаказ — «про это надо написать». И я никак не избавляюсь от этого чувства, я его проживаю. Хожу (скорее лежу — утомляюсь же!) и думаю: «не могу, не могу». Никак. Потом в какой-то момент либо оно само делается, либо я беру и делаю. И думаю всякий раз — чего я раньше-то? Ведь это было не так и сложно, и такая всегда потом радость, если получается сделать! Однако затем всё повторяется в том же порядке. Но я в процессе обычно знаю, что рано или поздно сделаю, потому что так уже было.
Вы, помимо литературы, занимаетесь музыкой. Помогает ли музыка вам писать? Как для вас вообще соотносятся музыка и литература, чего у этих двух видов искусства общего и принципиально разного на ваш взгляд?
Музыка состоит из звука, а мне всегда важно, как текст звучит — наверное, тут пересекается она для меня с книгами. И связь, конечно, у литературы с музыкой есть. Как и с любым делом, каким занимаешься в жизни, с людьми, с городом, в котором живёшь. Если говорить о профессии, то в музыке я — исполнитель. У меня есть ремесло: вот ноты, я их играю. Иногда выходит хуже, иногда лучше. Но я всегда на каком-то неплохом уровне могу сыграть в оркестре свою партию. Сыграть соло тоже могу, но не на большой сцене. При этом в Москве найдётся несколько сотен скрипачей, которые способны меня заменить. Сыграют не так же, как я, но точно не хуже, возможно, лучше. И для музыки у меня есть определённое время, например, репетиция с четырёх до семи — в это время я играю, независимо от настроения или желания.
В писательстве ремесла у меня нет. Я могу просидеть перед пустым экраном и ничего не сделать. И времени определённого нет. Если текст в голове есть, он найдёт себе время и место быть написанным. И что я напишу, никто другой не напишет. Тут я — это я. Однако иногда в периоды писательской беспомощности очень приятно помнить про ремесло, что я точно умею что-то делать. И ещё в музыке мне нравится быть частью коллектива, частью пазла. В писательстве ты независим, но и вся ответственность на тебе. Это тоже подарок, когда есть такая работа.
Как думаете, можно ли стать талантливым писателем, не обладая особо развитым и бурным воображением?
Наверное, можно играть на инструменте без рук. Однако это как будто какой-то фокус; непонятно, зачем, ведь есть смысл заняться чем-то другим. Правда, слово «воображение» можно воспринимать по-разному. Для одного это способность выстраивать в голове подробные сложные миры. Для другого — увидеть, что дерево в снегу похоже на верблюда. А для третьего — подумать задним числом, чтобы он сказал в той или иной ситуации. Так что воображение есть у всех, вопрос, как его использовать.
Вам больше нравится читать электронные книги или бумажные?
Всё равно. Электронные легче брать с собой в дорогу, дома лучше бумажные, конечно. Но главное — текст. Хотя бумажная книга — это отдельный вид искусства, для меня важнее именно текст.
Есть ли у вас своё личное представление о том, в чём заключается секрет писательского успеха?
Слово «успех» мне не очень понятно и не близко. Читают — хорошо. Если вдруг кому-то книга окажется важной в нужный момент — вот это очень круто.
Что помогает вам попасть в нужное по сюжету настроение?
Герои мои часто ходят, вот и я хожу. На ходу лучше всего работает голова. А так настроение выстраивается само — входишь в текст, вот и настроение.
И последний вопрос. Что лучше — море или горы? Почему?
Море. Просто море, это не объяснить. Холодное северное море.
Нет, конечно. Писатели были для меня из той же категории, что и космонавты — существуют где-то далеко. К тому же, так много книг уже написано. Зачем тут ещё я? А потом в руки попал журнал «Кукумбер»; там было объявление: «Присылайте ваши рукописи». Как только появилось, куда писать, так сразу и тесты пошли. Думаю, если бы в моём детстве существовал интернет, я бы начала заниматься литературой раньше. Но такой возможности — писать что-то и публиковать в сети, хотя бы для двух друзей — просто не было. Эпоху «Живого Журнала» я умудрилась пропустить, поэтому начала сразу с журнальной публикации. Сейчас, думаю, что в тот момент мне было ближе какое-то сетевое письмо. Но хорошо, что получилось так.
Бывают ли у героев ваших книг прототипы?
И нет, и да. Напрямую — нет, однако герои берутся не с Луны, какие-то их черты я вижу в разных людях. Многое и в себе, конечно — иногда хочется от этого уйти, чтобы герои не были одинаковыми. Но не всегда получается. Хорошо знакомого человека в книгу тащить неловко, а малознакомого можно «достроить». Единственный мой герой, у которого есть внятный прямой прототип — Костя из книги «Тео — театральный капитан». Мы когда-то работали с прототипом оттуда вместе, но не были близко знакомы. Как потом выяснилось, у этого человека дома жила ручная крыса. Случайное совпадение, однако приятно было угадать. Насколько я знаю, он на меня не обижен и даже рад. Крыса, надеюсь, тоже. Но всё же обычно живой человек-прототип проходит через много фильтров, как в фотошопе, и потом его не узнать, да и я не всегда могу отследить, что откуда взялось.
Как вы обычно выбираете имена героям ваших произведений?
Иногда имя есть сразу, и всё остальное уже идёт от него. Иногда наоборот, долго ищу. Здесь как с музыкой — не объяснить, но точно есть тот самый единственно верный звук для каждого героя, его нужно найти. Раньше это было невероятно важно. Сейчас я замечаю, что подхожу к именам немного проще. Но всё равно звук имени играет большую роль.
Нина, скажите пожалуйста, что вдохновило вас на написание книги «Вилли», был ли прототип у Севки? Когда пишете произведение, вы проводите параллель с собственным детством? Был ли у вас в детстве велосипед?
Люблю велосипед, да, и он у меня в детстве, конечно, был. Как же без велосипеда. Его звали Рома; его и сейчас так зовут. А параллели я провожу скорее не с детством, а со взрослой жизнью. Севка, как и большинство моих героев, во многом похож на меня; но он — не только я. Изначально «Вилли» как раз вырос от имени, от имени настоящего мальчика, он немец, живёт (или жил в детстве) во Франкфурте, когда-то писал отзыв на мою книгу на конкурсе «Книгуру». Больше я о нём практически ничего не знаю.
Какая часть творческого процесса на ваш взгляд самая сложная?
Сейчас всё сложнее становится начать. Раньше начало шло «само», теперь давно уже не так. Зато если приступил, то уже сделаешь.
Бывает ли такое, что писательство утомляет вас? В какие моменты это случается и как вы от этого избавляетесь?
Утомляет, скорее, не писательство. Бывает, когда нет в голове текста, когда писать нечем и не о чем. Вот это «пустое» состояние не столько утомляет, сколько... грустит. А если говорить о текстах на заказ — да, это всегда утомительно, речь не о книгах, а, например, о текстах для концертов или рецензиях: иногда бывает некоторый внутренний самозаказ — «про это надо написать». И я никак не избавляюсь от этого чувства, я его проживаю. Хожу (скорее лежу — утомляюсь же!) и думаю: «не могу, не могу». Никак. Потом в какой-то момент либо оно само делается, либо я беру и делаю. И думаю всякий раз — чего я раньше-то? Ведь это было не так и сложно, и такая всегда потом радость, если получается сделать! Однако затем всё повторяется в том же порядке. Но я в процессе обычно знаю, что рано или поздно сделаю, потому что так уже было.
Вы, помимо литературы, занимаетесь музыкой. Помогает ли музыка вам писать? Как для вас вообще соотносятся музыка и литература, чего у этих двух видов искусства общего и принципиально разного на ваш взгляд?
Музыка состоит из звука, а мне всегда важно, как текст звучит — наверное, тут пересекается она для меня с книгами. И связь, конечно, у литературы с музыкой есть. Как и с любым делом, каким занимаешься в жизни, с людьми, с городом, в котором живёшь. Если говорить о профессии, то в музыке я — исполнитель. У меня есть ремесло: вот ноты, я их играю. Иногда выходит хуже, иногда лучше. Но я всегда на каком-то неплохом уровне могу сыграть в оркестре свою партию. Сыграть соло тоже могу, но не на большой сцене. При этом в Москве найдётся несколько сотен скрипачей, которые способны меня заменить. Сыграют не так же, как я, но точно не хуже, возможно, лучше. И для музыки у меня есть определённое время, например, репетиция с четырёх до семи — в это время я играю, независимо от настроения или желания.
В писательстве ремесла у меня нет. Я могу просидеть перед пустым экраном и ничего не сделать. И времени определённого нет. Если текст в голове есть, он найдёт себе время и место быть написанным. И что я напишу, никто другой не напишет. Тут я — это я. Однако иногда в периоды писательской беспомощности очень приятно помнить про ремесло, что я точно умею что-то делать. И ещё в музыке мне нравится быть частью коллектива, частью пазла. В писательстве ты независим, но и вся ответственность на тебе. Это тоже подарок, когда есть такая работа.
Как думаете, можно ли стать талантливым писателем, не обладая особо развитым и бурным воображением?
Наверное, можно играть на инструменте без рук. Однако это как будто какой-то фокус; непонятно, зачем, ведь есть смысл заняться чем-то другим. Правда, слово «воображение» можно воспринимать по-разному. Для одного это способность выстраивать в голове подробные сложные миры. Для другого — увидеть, что дерево в снегу похоже на верблюда. А для третьего — подумать задним числом, чтобы он сказал в той или иной ситуации. Так что воображение есть у всех, вопрос, как его использовать.
Вам больше нравится читать электронные книги или бумажные?
Всё равно. Электронные легче брать с собой в дорогу, дома лучше бумажные, конечно. Но главное — текст. Хотя бумажная книга — это отдельный вид искусства, для меня важнее именно текст.
Есть ли у вас своё личное представление о том, в чём заключается секрет писательского успеха?
Слово «успех» мне не очень понятно и не близко. Читают — хорошо. Если вдруг кому-то книга окажется важной в нужный момент — вот это очень круто.
Что помогает вам попасть в нужное по сюжету настроение?
Герои мои часто ходят, вот и я хожу. На ходу лучше всего работает голова. А так настроение выстраивается само — входишь в текст, вот и настроение.
И последний вопрос. Что лучше — море или горы? Почему?
Море. Просто море, это не объяснить. Холодное северное море.
#творческийпроцесс #интервью #современнаярусскаяпроза #литературадляподростков
