«В сложные времена мы часто обращаемся к прошлому и пытаемся найти там ответы». Писательница Дарья Доцук о целительной литературе, творческом пути и детстве в Алматы
Дарья Доцук — детский писатель, блогер и журналист. О её книгах, взглядах на современную и классическую литературу, а также о пользе игры на фортепиано спрашивала Ева Логинова.
Дарья, здравствуйте! В одном интервью вы сказали, что перед тем, как ваша первая книга «Я и мое чудовище» увидела свет, вы отправляли тексты на многие конкурсы, но они не получали особого отклика. Расстраивало ли это вас? Если да, то как вы заставляли себя идти дальше?
Я видела, что мои писательские навыки улучшаются. Первая рукопись не вошла в том конкурсе, на который я ее отправляла — ни в длинный, ни в короткий список. Вторая рукопись попала в длинный список. А третья — уже в шорт-лист. Мне очень хотелось заниматься литературой, поэтому я старалась писать новые вещи и участвовать в конкурсах дальше.
Да, наверное, когда есть желание, то сдаваться не хочется. Что вам особенно нравится в профессии писателя?
Придумывать и, как ни банально, записывать. Я себя очень комфортно чувствую, когда работаю над художественным произведением. Хотя в моем случае это не профессия. Моя профессия — журналист, а проза — любимое занятие, которое вышло на профессиональный уровень.
А есть что-то, что наоборот разочаровывает в писательстве?
Разочаровывает то, что это очень длительный процесс, необходимы усидчивость и терпение. Хочется получить какой-то отклик и результат, увидеть, что текст готов, закончен, качественно отредактирован. Но издательский цикл очень долгий. В случае с книгой «Голос» прошло полтора года до того момента, как она была издана. Зато вот уже пять лет как она вышла и до сих пор переиздается, и я все еще получаю каждую неделю новые отзывы от читателей. Это очень приятно. Ждать и вкладывать силы определенно того стоило.
У вас были случаи общения с читателями, которые особенно запомнились?
Иногда подростки говорят: «В книжке „Голос“ все про меня», и в этот момент я ужасно пугаюсь. Я думаю: «Боже мой, бедные дети, если это все про них». С другой стороны, здорово, что люди находят какую-то связь с героями и что это помогает им в жизни. Один раз во время поездки в калининградскую область меня попросили выступить в детском лагере перед четвероклассниками, а они — вообще не аудитория моих книг. У меня не получалось найти с ними контакт, и я просто начала рассказывать про «Голос». Четвероклассники с таким изумлением слушали, что наконец перестали дергать друг друга за футболки. Неожиданная ситуация. Я до сих пор думаю, почему нам кажется, что с детьми лучше смеяться и шутить? Ведь непонятно, что им зайдет, а что нет.
Я вас сейчас напугаю — я тот самый человек, который читал «Голос» и думал: «Это все про меня». Как вы решились написать про паническое расстройство, ведь подобные темы не особо распространены в литературе, тем более, не были распространены пять лет назад?
Книжки обычно пишутся о том, что больше всего болит. Я собиралась написать повесть о другом. О старшеклассниках, книжном клубе, философских разговорах, и там у каждого героя были бы свои секреты. Но когда я начала писать, то осознала, что одна героиня все время молчит и ничего о себе не рассказывает. Чем дальше я продвигалась, тем отчетливей понимала, что она пережила теракт, что у нее панические атаки и она очень стыдится, не хочет, чтобы об этом кто-то узнал. У меня у самой был опыт панического расстройства в старшем подростковом возрасте, я это скрывала, очень боялась, что меня никто не возьмет на работу, что оно не лечится. В процессе работы над текстом на поверхность вышла моя собственная боль. Пришлось вернуться назад и переписать все глазами этой героини.
Работа над книгой помогла вам в лечении расстройства?
В лечении расстройства мне помогла современная медицина, но и работа над книгой тоже — я смогла освободиться, перестала стыдиться этого опыта. Теперь я вижу, что медицина очень развита. Вижу, что многие блоги на ютубе посвящены расстройствам психики. И многие взрослые люди, когда прочитали мою повесть, потом написали мне, что тоже сталкивались с паническими атаками. Я осознала, что я не одна, и я рада, что внесла маленький вклад в обсуждение проблемы психического здоровья. Важно не замалчивать и проговаривать это и в художественной форме, и в статьях, да и просто в беседах с друзьями.
Я слышала, что историю Калининграда предложила вставить редактор. Так ли это? Как вы все-таки решили добавить такую неожиданную линию сюжета в книгу?
Мы с редактором думали, что наверное получилось бы лучше, если бы Саша осталась в Москве и все трудности преодолевала здесь. Так было бы правильно с точки зрения терапии и лечения, но с точки зрения моего личного опыта понятно, что человек, который не знает, в чем заключается проблема и как ее решить, хочет убежать, спрятаться. Поэтому я сразу придумала историю отъезда. Образ Калининграда во время Второй Мировой войны появился уже под конец работы над текстом, потому что я вместе с героиней открывала для себя город. И случайно, закопавшись в архивы, нашла свидетельства первых переселенцев из СССР в Восточную Пруссию. Меня так это захватило, я увидела рифму между ними и переживаниями героини. Ведь в сложные времена мы часто обращаемся к прошлому и пытаемся найти там ответы.
Мне кажется, у вас получается не перебарщивать со сленгом, а некоторые авторы используют его в каждом втором предложении, когда на самом деле так никто не говорит. Как вам это удается?
В книгах я сленг вообще не использую, потому что боюсь не угадать с ним. Не знаю такого сленга, который дожил бы с моих подростковых времен до ваших. Я иногда специально гуглю какие-то слова, потому что дети начинают со мной разговаривать, а я не понимаю их. Язык и даже бытовые вещи очень быстро меняются. В «Голосе» героиня по дороге к метро слушает музыку с айпода, а он замерзает и выключается. Так реально было. Сейчас сложно представить, что кто-то слушает музыку на айподе, а он еще и замерзает. Но в моей книжке есть привязка к конкретному временному периоду. Я вот читала «Спойлеры» Елены Клишиной и сленг в речи героев там — действительно сложный момент. В то же время мне кажется, что в «Спойлерах» юмор и разговоры о русской литературе перевешивают какие-то отдельные слова, которые звучат не очень современно.
По «Голосу» ставили спектакль. А вы хотели бы, чтобы какую-либо вашу книгу экранизировали?
«Голос» — история про внутренний мир. Поэтому текст хорошо адаптируется именно для сцены. Я стараюсь сейчас пробовать новые форматы, хочу заняться литературным сериалом, который больше подходит для экранизации, но говорить о нем подробней пока рано.
Вы активно читали книги в подростковом возрасте. А какие вам нравились больше остальных?
По школьной программе я читала многое, конечно же, но не все мне нравилось. Были любимые авторы — Гоголь, за исключением «Тараса Бульбы», Чехов, Достоевский, Тургенев, Лермонтов. Толстого я не любила, честно сказать, даже не осилила до конца «Войну и Мир», прочитала только ключевые сцены, которые нужны были для сдачи экзамена. Но я надеюсь, что освою Толстого полностью, когда «дорасту». Немало попадалось зарубежной литературы двадцатого века: Хаксли, Оруэлл, Кафка. Я любила современную зарубежную литературу, ее не заставляли изучать в школе, поэтому, наверное, она мне нравилась. Еще я жалею, что читала мало рассказов, так как это важный и интересный жанр, который часто недооценивают. Зато я часто читала пьесы, что очень потом пригодилось.
А сейчас вы что читаете?
Много книг для детей. Недавно у меня появилась теория, что, будучи подростком, я обладала большим запасом нервных клеток, и оттого был стимул рисковать, пробовать что-то необычное и страшное. Поэтому я бралась за «сложную» литературу. У многих взрослых из-за работы и всяких бытовых проблем, которые нужно решать, не остается сил на нее. Поэтому бывает приятно почитать детские книги.
Многие подростки не читают, потому что не знают, с чего начать. Посоветуйте, как найти интересную книгу среди всего многообразия?
Мне кажется, что в подростковом возрасте трудно читать то, что от тебя требуют. У меня в детстве дома была открытая библиотека, можно было брать, что хочешь, и я брала книгу, читала одну-две страницы и, если она заинтересовывала, продолжала дальше. Так нашлись мои любимые авторы. Я не все понимала тогда, но для меня это была радость собственного открытия, исследования. Ведь никакая учительница не материализуется возле книжного шкафа и не начинает рассказывать биографию автора, история говорит сама за себя, ты разговариваешь только с ней, а не с посредником, что очень круто. Потом, уже в университете, мне стало интересно и важно изучать контекст создания книги.
А какую книгу вы бы посоветовали себе прочитать в подростковом возрасте? Допустим, вы бы материализовались из будущего возле книжного шкафа и вручили бы эту книгу себе – вот, читай?
Я бы сказала: «Что ты можешь знать про меня?». И была бы совершенна права. Откуда я знаю, что нужно было тогда читать.
Вам больше нравится писать короткие или длинные произведения?
Мне легче писать длинные произведения. Короткий текст сложнее, потому что в длинном можно долго раскрывать героев, а в рассказе важно, чтобы был сюжет, одно четкое событие.
Электронные книги или бумажные?
Я читаю и то и другое в равных пропорциях. У меня есть бумажные книги на «перед сном», потому что я лучше засыпаю, если не смотрю в экран. Гигиена сна очень важна для психики. Я читаю электронные версии тоже, ведь не всё можно достать в бумажном формате. Хотя в последнее время я начала слушать аудиокниги. Но к ним мне нужно еще привыкнуть.
По вашему мнению можно ли называть прослушивание аудиокниг полноценным чтением?
Не совсем, ведь это именно слушание чьей-то речи буквально, а не чтение текста. Но я считаю, что главное тут — личный комфорт. Кому-то тяжело, а кому-то по дороге в школу удобно слушать. Классно, что у книг теперь много разных форматов. Я вижу, что начинается переход в диджитал. По «Голосу» недавно появилась аудиокнига. Есть люди, которые открыли «Голос» впервые именно как аудиокнигу. Причем это люди, которые вообще не интересуются литературой. Я уже поучаствовала в издательском проекте, где мы писали рассказы специально для озвучки. В этом нет ничего страшного. Средства передачи информации будут меняться, а мы так и продолжим создавать истории. Если посмотреть в наше прошлое, люди всегда создавали истории, даже если единственное, что им было доступно — рисовать кирпичом на стене.
И напоследок, чем вы занимаетесь помимо писательства? Я видела, вы играете на фортепиано. Может быть, собираете грибы?
Я закончила в детстве музыкальную школу. Сейчас просто импровизирую иногда на фортепиано для проветривания мозгов, чтобы отдохнуть и переключиться, но не очень люблю читать по нотам. Грибы не собираю, хотя и выросла в Алматы, в частном доме в лесу и там чего только не делала – собирала грибы, дикие яблоки, гуляла с собакой. Здесь, в Москве, куда я переехала, когда поступила в университет, у меня немного другие хобби. Например, спорт. Он помогает мне в трудные времена сбрасывать напряжение. Я занимаюсь йогой, плаванием, большим теннисом.